Солнце любви [Киноновеллы. Сборник] - Пётр Киле

МОРЕВ. Я думаю, Коробову с его детьми. Их тоже надо одеть в стиле ретро, как и других участников, коих не должно быть много.

ПОТЕХИН. Отлично. Приезжайте в любое время и начинайте работать.

Поскольку вечер ожидался совершенно необычный, пригласили лишь самый узкий круг гостей, так сказать, посвященных в тайны дома с явлением оживающих мертвецов. Полина заказала костюмы по рисункам Морева и для садовника и его детей, Назимов, разумеется, тоже заказал себе костюм.

Крупным планом лица Полины и Юли - телефонный разговор.

ЮЛЯ. Говорят, у вас будет вечер в стиле ретро, с вызыванием духов, это так?

ПОЛИНА. Тайны мы не делаем, но вызыванием духов не станем заниматься. Вы хотите принять участие?

ЮЛЯ. Очень. Я уже нарисовала маскарадные костюмы себе, маме и Ермилу. Остается лишь заказать.

ПОЛИНА. Я понимаю, но опасаюсь за Морева. И за тебя. Ты ведь знаешь, кто твой муж. Как ты с ним ладишь?

ЮЛЯ (рассмеявшись). Я, признаться, боюсь его. Репутация его известна. Но Ермил со мной мил, не ради рифмы, со мной он прост и внимателен. Он любит меня. Да и я по природе вещей люблю его.

ПОЛИНА. По природе вещей?

ЮЛЯ. Когда мы поженились и поселились в большой квартире, купленной и разубранной к нашей свадьбе, мы словно обезумели, трахались дни и ночи до дурноты.

ПОЛИНА (покачав головой не без изумления). А сейчас?

ЮЛЯ. Он великолепен и неутомим. Как лев. И любит меня одну. Я благодарна ему.

ПОЛИНА. А художник?

ЮЛЯ. Что художник? Нет, тут и сравнивать нельзя. Разные миры. Лев живет по законам джунглей. А Морев - человек в полном смысле слова.

ПОЛИНА. Он знает, что ваш муж не пощадит его, едва что заметит?

ЮЛЯ. Ермил без команды ничего ему не сделает.

ПОЛИНА. Чьей команды?

ЮЛЯ. Мамы или моей. Я сказала больше, чем нужно. Впрочем, все знают, что он дебил.

ПОЛИНА. И вы, смеясь, говорите об этом?

ЮЛЯ. Что делать? Сдается мне, что наше время - время дебилов - от художников и писателей, вы знаете, что они пишут, до бизнесменов и президентов.

ПОЛИНА. Это ужасно. Но в чем-то, увы, вы правы.

ЮЛЯ (со слезами на глазах и в голосе). О вечере я узнала случайно, от портнихи.

ПОЛИНА. Значит, ваше явление на маскараде будет для него сюрпризом, как вы встретились у нас на вечеринке?

ЮЛЯ. Да! Это лучше всего.

ПОЛИНА. Нас ожидают еще не такие сюрпризы. Но чудеса - это ведь всего лишь покров тайны любви и смерти.

Дом в стиле модерн и сад погружены в вечерние сумерки; на лужайке у оранжереи столики с напитками и угощеньями - пикник на фоне южных растений.

Всем распоряжается Коробов, ему помогают его дети, будто они принимают гостей. Полина и Вениамин довольны - меньше для них забот, они будут всего лишь участниками маскарада, который обещал всевозможные приключения.

Коробов в светлом дачном костюме и в пенсне напоминал Чехова, словом, профессора его времени, а дети его - студент, гимназистка и гимназист - с веселостью подыгрывали ему.

МОРЕВ(в обличье Пьеро). Вот профессор и его семья! 

Юля явилась в маске и чудесном платье Коломбины, как с картины Константина Сомова. И она сразу атаковала Пьеро.

ЮЛЯ. Милый Пьеро!

МОРЕВ. О, Коломбина!

ЮЛЯ. Вижу, вижу, вы рады мне. А пригласить забыли.

МОРЕВ. Я здесь более случайный гость, чем вы, Коломбина.

Проносятся звуки флейты и рожков, и проступают деревья, а под сенью ветвей беседка, увитая вся вьюном с белыми колокольчиками.

На пьедестале высилось изваяние, вне всякого сомнения, Афродиты классической эпохи.

СТУДЕНТ. Это скульптура или обнаженная женщина?

ГИМНАЗИСТКА. Статую нельзя назвать беломраморной, она скорее розовая, как женское тело.

КОРОБОВ. В древности статуи окрашивали.

ГИМНАЗИСТ. Там стоит живая женщина. Прямо страх!

Морев и Юля, выбежав в сад, как только там объявились раженые, обратили внимание на Пьеро и Коломбину, одетых во всем под стать им.

МОРЕВ. Это художник Орест Смолин и госпожа Ломова.

ЮЛЯ (в бархатной полумаске). Как! Разве это не представление?.

МОРЕВ. Для нас похоже на представление, но это маскарад, который имел место еще в начале века.

ЮЛЯ. Разыгрываешь? (В беспокойстве.) Как это может быть?

Морев взял Юлю за руку, словно желая ее успокоить. Она отняла руку и оглянулась: где-то здесь в любой момент мог появиться ее муж.

ЮЛЯ. О привидениях я слышала, но это же... Нет, держись от меня поодаль, милый, пока не отыщешь для нас укромное место.

Между тем при первых звуках флейты сатиры погнались за нимфами, полуодетыми для приличия, - вскрики, восклицания, - полное впечатление вакханалии, что даже неловко наблюдать, да и не видать ничего толком.

За нимфой погнался Арлекин в костюме полувоенного образца, в треуголке.

ЛОМОВ (как Арлекин). О, нимфа! Постой!

МАРИАННА (как нимфа). Мне бежать достойней, чем падать навзничь в объятиях сатира, да тут же явится другой и третий. Как не надоест!

ЛОМОВ (как Арлекин). Я отбил тебя от разнузданных зверей, с копытцами, косматых. Ты моя!

МАРИАННА (как нимфа). Мне кажется, я всем им отдавалась без стыда.

ЛОМОВ (как Арлекин). То сон! Ты моя!

Арлекин обнимает нимфу, прижав ее к стволу дерева. Она хватается руками за сучья и подтягивается, вскрикивая от его поцелуев по всему ее телу - от плеч и грудей до живота, и, ускользая, отталкивает ногами.

Арлекин грохнулся наземь, нимфа спустилась и, вместо того, чтобы убежать, поставила ногу на грудь ему - в вольной позе, вся открытая его альчущему взору.

МАРИАННА. Признайте себя побежденным, сударь!

ЛОМОВ. Отдайся!

МАРИАННА. При всех меня можно лишь лицезреть. А отдамся я лишь милому.

ЛОМОВ. Кто твой милый?

МАРИАННА. Ясно, кто. Вот только Коломбина заигралась с ним. Вам игра, а нам слезы?

Нимфа убежала прочь, вскрикивая то ли от смеха, то ли от слез. Арлекин поднялся, загораясь ревностью и гневом. Перед ним, как вкопанный, встал дворецкий.

ЛОМОВ. Чего тебе?

КУЗЬМА. Публики набежало.

ЛОМОВ. Откуда?

КУЗЬМА. С улицы, видимо. Всем страх как любопытно, что здесь происходит. Есть и ряженые, вроде вас.

ЛОМОВ. Где хозяйка?

КУЗЬМА. Как мне знать? Все в масках.

ЛОМОВ. А меня как узнал?

КУЗЬМА. Как не узнать? Сам натягивал на вас треклятый мундир.

ЛОМОВ. А нимфу ты признал?

КУЗЬМА. А как же!

ЛОМОВ. Ты следил за нами, олух! Я знаю, ты неравнодушен к Марианне.

КУЗЬМА. А кто к ней равнодушен? Нимфа!

Евгению в ее прекрасном театральном платье и полумаске сопровождал Орест, с ними был Серж в женском платье и шляпке, что ему вполне шло и что весьма забавляло троицу, поскольку граф то и дело атаковал мужчин и вскоре у него объявились поклонники, удивленные, восторженные и даже нахальные.

ЕВГЕНИЯ (глядя сквозь прорези полумаски таинственно и нежно).. Серж действует на мужчин сильнее, чем мы, женщины.  А на вас?

СМОЛИН. Это эффект маски. Вы сейчас для меня самая восхитительная загадка и счастье.

ЕВГЕНИЯ. Но вы же знаете, что это я!

Она рассмеялась, касаясь кончиком свернутого веера его руки, при этом ее губы приоткрылись, словно готовились к поцелую.

СМОЛИН. Я вас знаю, кажется, как никто.

ЕВГЕНИЯ. Вы меня знаете? Тогда в чем загадка?

СМОЛИН. Самая восхитительная! В этом все дело.

ЕВГЕНИЯ. И это счастье для вас?

СМОЛИН. Да.

ЕВГЕНИЯ. Вы меня любите?

СМОЛИН. Ну, это совсем банально, как ваше замужество.

ЕВГЕНИЯ. Но мое замужество было отнюдь не банально, а исключительно.

СМОЛИН. Бедный студент превратился в маркиза от архитектуры и привел в свой дом маркизу наших дней?

ЕВГЕНИЯ. Сказка!

СМОЛИН. Буржуазная сказка, в основе которой деньги и расчет.

ЕВГЕНИЯ. Деньги и расчет не исключают любви.

СМОЛИН. Разжигают аппетит, хотите сказать?

ЕВГЕНИЯ. Аппетит?

СМОЛИН. Страсть к хорошим вещам, драгоценностям, к дикованному дому, что сходит за любовь почище, чем любовь...

ЕВГЕНИЯ. Ромео и Джульетты?

СМОЛИН. Нет, Макбета и леди Макбет.

Эта сцена в отдалении от беседки, где продолжались вакхические пляски, привлекла внимание Потехина, который искал случая встретиться с госпожой Ломовой, но та не замечала его среди зрителей, которые естественно соблюдали дистанцию, как перед сценой или картинами, живыми картинами.

ЕВГЕНИЯ. Я ожидала, что вы скажете: почище, чем любовь Ромео и Джульетты.

СМОЛИН. Такова моя любовь к вам. Вы в моих глазах по-прежнему юны, будто и не выходили замуж.

ЕВГЕНИЯ. Это вы юны душой по-прежнему. А я-то давно замужем.

СМОЛИН. Это видимость. Вы по-прежнему юны, какой росли в Москве, вернее, в подмосковном имении, как Марианна.